Category: животные

Category was added automatically. Read all entries about "животные".

Лимонов

Пол Боулз "Дом Паука", роман в переводе Владимира Симонова. "Митин журнал/Колонна Пабликейшнз", 2006

Практически идеальный роман, который понравился мне гораздо сильнее всем известного «Под покровом небес», не слишком удачно экранизированного Бернардо Бертолуччи под бессмертную музыку Руичи Сакамото.

В нем, разумеется, меньше кинематографического движения и фабульного раздолья, зато больше «психологии» и подтекстов, которые, совсем как у «Хемингуэя», делают сюжет дырявым и совсем уже непредсказуемым.

В этом, кстати, и состоит один из главных приемов Пола Боулза – разрывать цепочки связей между причинами и следствиями, создавая иероглифы нарративных линий, подвисающих посреди, казалось бы, несущественных деталей.

Деталей много, но связи между ними ослаблены, из-за чего они постоянно как бы натыкаются друг на друга (или же длятся, ради того, чтобы длиться), подобно главным персонажам (второстепенные-то всегда идеально расставлены по местам).

В самом начале «Дома Паука» меланхолический мальчик Амар, бедняк, живущий в марокканском Фесе, ни с того, ни с сего предлагает соседскому пареньку Мохаммеду взять на прокат велики и съездить искупаться к ближайшему водоёму.

Амар мыкается по медине, не знает куда приткнуться, денег нет даже на обувь, случайно встречается с Мохаммедом, который ему никто.

Жара в Северной Африке стоит невыносимая, к тому же начинается восстание за независимость Марокко от Франции, где националисты также опасны, как колонизаторы, из-за чего аборигены живут словно между чумой и холерой.

Мальчики берут велосипеды и едут, купаются, а потом начинают драться «до первой крови».

И это совершенно не вытекает из того, что предшествовало поездке или купанию.

Кстати, дальше действия Амара, ближе к финалу прибившегося к иностранцам, не комментируются: читатель волен сам придумать объяснение тому, что происходит.

Тем более, что в паломничестве Амара с друзьями, сбежавшими из осаждённого города в святые места, Мохаммед возникает вновь, как ни в чём не бывало и Амар предлагает ему присоединится к компании.

И снова непонятно зачем.


( Collapse )
Паслен

Внеочередной, срочный выпуск «Лесной газеты»: Василиса третий день как пропала!

Сегодня мы вернулись на площадку у Глухарей, когда на ней никого не было. Видимо, из-за жары, установившейся после сильной бури ночью, отрубившей электричество по всему посёлку. Баба Нина говорит, что такого буйства стихии на АМЗ никогда не видела.
Грозу и дождь сменил полный азиатский штиль – сегодня «всего» 28, завтра и послезавтра обещают погоду за 30, и такой уровень температур продлится до конца десятидневного прогноза.

Но Микиному расписанию зной не помеха, во-первых, война войной, а обед по расписанию.
Во-вторых, они привычные.

Если возить коляску по солнечной стороне квартала, минуя тень, Мика быстрее засыпает.
На жаре сон снисходит раза в два стремительнее.

Пока Даня играет с детьми, а мы с Микаэлем наворачиваем круги по периметру треугольного квартала…

Впрочем, ситуация с соратниками по Даниным играм повторяется почти из раза в раз – мы приходим первыми и Данель начинает скитаться среди горок и качелей, в поисках хоть какой-нибудь жертвы общения.

Ему, конечно, скучно в одиночестве: люди ХХI века привыкли, что «картинка» постоянно мелькает и меняется, а информация поступает в количествах, многократно превышающих возможности воспринимательной машинки.

Люди XXI века боятся скуки сильнее косых взглядов или неприкрытого высокомерия.
Выходя к случайным попутчикам по площадке, Даня переступает через природную тактичность и тщательно лелеемую нерешительность – мелькание картинки эмоций важнее.

Это люди ХХ века (логоцентристы, вроде нас с вами) устают от постоянного усложнения мира и «клипового мышления» медиа, из-за чего и тоскуют по бинарным оппозициям СССР, где всё было понятно – либо ты за луну, либо за солнце, а если он не с нами, то он тогда враг и его следует уничтожить.

Те, кто идёт сразу за миллениалами, изначально существуют в избытке информационного мусора – он им питаются.


( Collapse )
Паслен

Старые герои юных лет. Песня про пауков, гости из Казахстана на фоне облаков и обретение секретика

Про секретик, заныканный прошлым летом, Даня уже и не помнил, хотя ещё на зимних каникулах сам порывался его откопать, пришлось напомнить ему о кладе, чтобы отвлечь от мультиков.

Он мгновенно оживился, тут же побежал за совком.

Проблема в том, что точного места мы так и не нашли – за год земля у стены сравнялась.
Пришлось поднимать фотографии прошлого лета, чтобы по рисунку камней на стене, найти схрон.

Но для этого должна была пройти ещё пара дней, полных суеты и вживания в совместный график: за год режим наших каникулярных развлечений обнуляется, приходится начинать с начала.

Это удобно для сравнений (зарубка на дверном косяке показывает, что с декабрьской пометки Даня вытянулся больше, чем за весь 2018-ой, а Мика вступил в режим постоянной осмысленной болтовни, на язык которой он перекладывает всё, что видит, слышит или думает), но не для повседневной жизни: у каждого она своя.

Это значит, что совместные каникулы у бабы с дедой вынуждают нас, как это теперь принято говорить, «выходить из зоны комфорта».

Счастье ждёт нас на проторённых дорогах, а каждое лето – вызов совместного существования: дети становятся старше и всё автономнее.
Вот даже Мика, постоянно артикулирующий свои потребности.

Прошлым летом, если что-то складывалось против его воли, он только кричал нечленораздельно и плакал, а теперь кричит как раньше, но ещё и требует своё сразу на трёх языках, мешая слова, так, что отказать невозможно.

( Collapse )
Паслен

Свободолуние

Видимо, из-за полнолуния все поселковые собаки перевозбудились и устроили посредине ночи совместный лай, долго не смолкавший. Мне даже пришлось закрыть окно, так как нестройный хор постепенно сложился в модернистский оркестр – каждый пёс оказывался огорожен своим садовым участком, подобно музыканту за своим пюпитром, поэтому они не сливались во что-то одно, но давали заунывный «авангард» с массой пространственных ощущений. Никогда не думал, что на цепи в посёлке обитает в приусадебных будках такое количество собак, мучеников несвободы, выживающих при любой погоде и температурах. Я-то убеждён, что такая жизнь напрочь ломает животным психику, поэтому остановишь эту музыку было невозможным – как только заканчивался вой и потявкиванье с одной стороны поселкового партера, тут же начиналась новая волна – с противоположной. Луна над всем этим висела огромная, оперная, готическая, к тому же, похожая на харч (сгусток) спинномозговой жидкости, подвисший на совершенно пустом, просто-таки опустошённом небе. Щель в тяжёлых шторах пропускала свет такой насыщенности и концентрации, что казалось: за окном – летний пляж.

За два дня до нового года
Паслен

Два августовских сна

В первом сне я ставил (экранизировал) водевили Чехова. В купейном вагоне – на каждый водевиль по одному купе, причём на дверках каждого из них висели названия пьес. Помню только одну – вместо «Медведя» висела надпись «Елдак», поскольку поезд, возможно, был казахский, алма-атинский. По крайней мере, так я себе объяснял это слово, казавшееся мне во сне крайне остроумным и смешным. Весь сон я вижу из прохода по коридора со стороны тамбура. В купе не попадаю.

Подтекст этого сна, возможно, связан с тем, что мой двоюродный дядя, Георгий Кобеливкер, работал на «Ленфильме» директором картин, среди которых и был (в том числе) легендарный «Медведь» с Михаилом Жаровым, чем в детстве мне нужно было гордиться.

( Collapse )
Карлсон

Утро в сосновом лесу

Сегодня в Чердачинске особенно жарко и душно, поэтому мы пошли с Полиной и с Даней в бор по соседству с посёлком. Даня успел оценить все ништяки и заманухи этого леса (Голубой карьер, берег и пляж Шершнёвского моря, старое кладбище среди сосен), начинающегося сразу за психбольницей, ещё в прошлом году – мы регулярно ходили с ним туда в экспедиции, собирали дикую землянику подальше от людских толп, качались на пляжных качелях и боялись волн (перелом в отношениях Дани с водой случился две недели назад – на тель-авивском пляже, постепенно, мальчик начал ловить волну за волной и увлёкся так, что теперь за уши не оттащишь), а, главное, выглядывали в зарослях хвойных деревьев спрятавшихся животных – лисицу, волка и, конечно, медведя.

Хотя животные вели себя с нами крайне ушло и из нычек и нор не вылезали. Я пытался объяснить Данелю, что на промысел звери выходят, в основном, ночью (желательно в полнолуние, вот как вчера-сегодня), когда и хватают всех без разбору. Ну, а днём они отсыпаются да ленятся, в основном. Днём, да в такую жару, у них сиеста. И теперь Даня объясняет всё это Поле, потому что (если кто помнит обстоятельства прошлого года) тем летом Полина сдавала экзамены и на Урал не приезжала, пропустила целый сезон охоты на медведей.

Не скрою, мне было приятно, что Даня помнит и прошлогоднюю землянику и то, что в сосновом бору следует вести себя осторожным способом – постоянно озираться по сторонам и не разговаривать громко: один из главных недостатков Данеля Журчалкина – невозможность сдержать обуреваемые его эмоции. Мальчик совсем не умеет разговаривать так, как это принято в России, то есть тихо и как бы немного застенчиво. Классический израильтянин, Данель несёт свет своего присутствия в этом мире громко и на широкую ногу. В общем, кричит, как ему не объясняй про ментальные особенности и национальные обычаи: очень уж свободен этот маленький человек, в том числе и от условностей.

Полина, кстати, в его возрасте была точно такая же – всем, буквально каждые пять минут, громогласно признавалась в любви. Теперь же стала томной, сонной, и даже спящей красавицей, не отрывающей лицо от айфона.

Даня помнит, что было в прошлом году. Значит, есть надежда на остатки воспоминаний об этой поре и тогда, когда детство вымоется из его сознания окончательно и бесповоротно. Мне важно и всегда интересно - куда уходит детство деваются реалии некогда важного мира. Как и зачем они рассеиваются без следа и что нужно сделать, чтобы что-то, хоть что-то (и что именно?) осталось?

( Collapse )
Метро

Лучше старых двух

Конечно, его шатает и плющит к стеклу, как пьяного. Постоянно раскачивает из стороны в сторону, бьёт о стену, такого неустойчивого на уровне четвёртого этажа. Все эти годы я смотрел на него сверху вниз, наблюдая, как ясень растёт и набирается росту. Сначала заглядывая через подоконник, затем встав вровень, теперь же перерос и пошёл дурить дальше. Раньше он был для меня недосягаем, теперь его ветви полностью заслоняют моё окно, меняют не только ландшафт (автомобильную стоянку через него, такого зеленоглазого, уже не углядеть), но и внутреннюю жизнь. Потому что в комнате полумрак, а ещё постоянные звуки его жизнедеятельности – он вздыхает, шуршит, скрипит, охает. Ему мешает дом и выносной блок кондиционера. А теперь, когда окно открыто, он лезет своими разлапистыми пальцами в квартиру. И, разумеется, продолжает расти дальше. Я надеюсь, что жители пятого этажа окажутся такими же терпеливыми и friendly, не нанесут моему ясеню (когда это я успел его себе присвоить, ведь он не чужой жителям предыдущих этажей тоже) вреда. Хотя, честно говоря, побаиваюсь – всё самое плохое случается именно с тем, на что кладёшь глаз. С тем, что становится дорогим и важным. А ясень мне теперь уже как родной, хоть именем обзаводи, хотя это же странно – придумывать имя дереву. Но он очень особенный и субъективный. Возможно, оттого, впрочем, что я его вижу и наделяю характером. А он меняет не только дни, но и ночи, особенно если ветер, а листья сливаются в темноте во что-то целое и как будто телесное. Видимо, так и возникают мысли о приведениях, шарохающихся в проёме. Зимой, когда ветки голы, ясень не такой антропоморфный как летом, когда берёт на себя дополнительные функции границы и оберега, становится более заметным. Зимой он кажется набором трещин в пространстве или морщин, а вот теперь, особенно когда окно открыто, практически собеседник. Теперь я понимаю, что когда он все эти год рос и тянулся вверх, то глядя на его крону, я различал его лицо, повёрнутое ко мне так часто, что, кажется, и он, в свою очередь, научился узнавать меня, подобно кошке или, быть может, собаке. Хотя я не думаю, что он хоть сколько-нибудь привязан ко мне, ведь кровь у него не алая, но зелёная и прохладная. И, вообще, я для него прошедший эпизод

( Collapse )
Паслен

Второй атмосферный фронт

Над нашим посёлком как раз сейчас проходит небесная межа смены климатической мизансцены: север, покуда хватает взгляда, ещё тёмен и низок, как непроходящий фингал с отёчными снежными мешками, нерастраченными под кожей; с юга же - уже во всю глазируется лазурь, один сплошной, как в этом городе на растяжках пишут, дельфинарий, разукрашенный отдельными барашками, воздушными хлопьями, подсвеченными изнутри осколками небесного льда и зеркал. Время от времени, солнце вылезает на берег пообсыхать и тогда кажется, что это рассвет повторяется для особо ленивых, сонных. И тогда в стороне стадиона, там, где возводят (слово "строят" для них слишком простое) новые кварталы, в небе начинает работать прокатный стан. Ради чего в субботнем ситце запускается вторая палатализация индустриализация, плавно переходящая в закат.
Снег больше не рыхл. Соседские мужички повылазили за ограды с эффектными совковыми лопатами, расчищая Железную-street. Она сплошь покрыта плотным снежным настилом совсем как в средневековье, когда в ходу были деревянные настилы улиц. Ездил сегодня сдавать анализы и "в городе" (на Блюхера и Воровского) грязно и черным-черно от снежного февральского повидла под ногами, глины распадающихся сугробов и слякоти шоссе, а тут, в посёлке, все ещё как в лесу - задумчиво белым-бело и как-то торжественно тихо. Отставание, иной раз, вполне "в жилу". По крыше дома моего, почти как на шарнирах, проплывает очередной подтаявший айсберг, разгоняясь под уклон. После стоматолога, я уже чистил лестницу, но это не значит, что когда завтра я выйду во двор, лестница будет чиста: верховные айсберги непредсказуемы, как Андрей Белый и капризны. Репетиция весны, совпадая с субботой, кажется вечной. Хотя уже во вторник объявлены заморозки и день жестянщика.
Паслен

Первое лето детства: Ромик и Ярик, велик, итоговая экспедиция и прощание с Люсей

К Даньке приехали в гости двоюродные светловолосые кузены Ярик (пять лет) и Ромик (два с половиной). Даня их очень сильно ждал, чтобы показать все свои игрушки и прочие богатства, накануне просто места себе не находил, извелся весь, настолько он был рад ребятам.

Когда они приехали с мамой Таней и бабушкой Лидой (которую Данель зовёт Глидой, так как на иврите «глида» это «мороженое» и связь эту у него в голове не разорвать, как не старайся), Данька бегал как электровеник по всем пунктам своей будничной программы в доме и во дворе нашего дома. То ли показывал гостям сокровища, то ли пытался их опередить, чтобы не заняли его место.
Это, во-первых, два стола с игрушками в зале, один со всякой мелочью и машинками, вести учёт которым крайне сложно; второй – с игрушечным аппаратом, перерабатывающим быстро замерзающий пластилин во всякие несъедобные вкусняшки.

Во-вторых, это панцирная кровать, поставленная у ворот, на которой так классно прыгать, называя её батутом. В-третьих, это небольшой, переносной бассейн, который к нескольким тёплым дням дядя Дима вычистил с хлоркой и заполнил заново, но не так как для Полинки – по самые края, чтобы можно было плескаться почти как на море, но наполовину, так как, вообще-то, если между нами, Даня боится воды, самой безопасной. Даже берега самого спокойного в мире Шершневского водохранилища, к которому он даже не подошёл, несмотря на то, что я выдавал ему гарантии личной безопасности на все случаи жизни, когда в одной из предыдущих экспедиций мы (то есть он, конечно) ели вафли на пляже, и руки были сладкими и липкими от крошек.

В-четвёртых, это красный велосипед, который Данелю недавно дали погонять его взрослые друзья Замятины. Впрочем, велик никого особенно не заинтересовал: мама Таня сразу же сказала, что её мальчики еще слишком маленькие для такой монументальной игрушки. Да и, если честно сказать, ни Ярик, ни Ромик особого внимания на велосипед не обратили – он хоть и яркий, но совершенно статичный, стоит себе, конь на привязи, и непонятно пока как с ним работать.

( Collapse )