Читая повесть Х.К. раньше (бывали университетские, что ли, времена, когда я знал этот текст чуть ли не наизусть), я понимал, что её название описывает главного героя - великого саксофониста Джонии (в котором ХК описал Чарли Паркера; по сути, это распространённый, затянувшийся некролог), который в лучшие мгновения своей игры обгонял время. Почти буквально.
Наркоша, пьяница и бабник, опустившийся извращенец и мало приятный человек, Джонни всё время пытается думать на темы времени, странно пересекающиеся в его голове с темой метро (станции как минуты) и наркотическими галлюцинациями, в которых вся земля заполонена мусорными баками с пеплом сожжённых людей.
Собственно за этими рассуждениями, связывающими джаз и время, я и полез перечитывать ХК.
Сходив на джазовый концерт в Яффо мне захотелось перечитать лучший текст о джазе, из когда-либо мной прочитанных (есть ли ещё претенденты?), написанный и развивающийся по законам джазовой композиции.
Однако, теперь я больше обращал внимание не на кривляку Джонни, но, во-первых, на его окружение, а, во-вторых, на фигуру рассказчика - музыкального критика Бруно, автора книги о Джонни, который оказывается преследователем таланта Джонни, пытается разными способами присвоить часть его харизмы себе.
Бруно зауряден и ХК (в котором, разумеется, угадывается и сам писатель, хотя в библиографии ХК сугубо джазовых [я не о стиле] книг не существует, максимум, эссе или же очерк), у него устойчивый быт, буржуазная жена и переводы на другие языки. Бруно не любит разврат, считает себя моральным человеком.
Именно поэтому ему недоступны порывы и прорывы Джонни, который тратит себя и свой талант на пустяки и по пустякам, но именно поэтому (в том числе и поэтому) Джонни может играть так, как если бы Бог спустился на землю и взял в руки трубку.
Неожиданно, "Преследователь" обернулся ко мне на этот раз конфликтом в духе пушкинского "Моцарта и Сальери". Интересно, каким боком повесть обернётся ко мне лет этак ещё через десять?
Собственно, так романтические лекала (по которым мы живём до сих пор) проблематики талантливости и гениальности и устроены; нормальный ремесленник способен творить лишь ремесленное ремесло. Выход вовне, которым и интересен Джонни, начинается вместе с отклонениями от нормы, в сторону злодейства, мученичества или истерии-неврестении любого сорта/рода. Больше тратишь - хуже ешь.
Нормальные христианские дуальности, ставшие архетипами, незыблемыми и незримыми. А ты, находясь внутри канона, сам выбираешь путь Джонни или путь Бруно. Понимая, чем нужно будет заплатить за жизнь короткую, но интересную, или же длинную, праведную и пресную.
Скудость современной жизни (искусства, политики, чего угодно) связана с минимальной амплитудой раскачивания жизненно-эмоциональной амплитуды. И если большие книги большой бедой пишутся, то нынешние Большие Книги растут из нового уровня комфорта, ставшего неосознаваемым базисом современной жизни.
Бродский (2, 177 - 178 из "Школьной антологии"
Звук - форма продолженья тишины,
подобье развевающейся ленты.
Солируя, он скашивал зрачки
на раструб, где мерцали, зажжены
софитами, - пока аплодисменты
их там не задували - светлячки.
Но то бывало вечером, а днём -
днём звёзд не видно. Даже из колодца.
Жена ушла, не выстирав носки.
Старуха-мать заботилась о нём.
Он начал пить, впоследствии - колоться
чёрт знает чем. Наверное, с тоски,
с отчаянья - но дьявол разберёт.
Я в этом, к сожалению, не сведущ.
Есть и другая, кажется, шкала:
когда играешь, видишь наперёд
на восемь тактов - ампулы ж, как светоч,
шестнадцать озаряли...
