Капли, падая на подоконник, издают звук, схожий с остыванием театральных софитов; когда их отключают, после сцены с выплеском эмоций, и они остывают, суховато покашливая...
Актёров теперь провожают аплодисментами, поэтов стихами, раскатывая по всей френд-ленте ковровые дорожки, сплошь состоящие из текстов ушедшего поэма; смерть снова торопиться объединить нас на какое-то коротенькое время для того, чтобы завтра все снова раскатились по своим углам своих информационных поводов.
Дождь тоже силится всех объединить, он идёт одновременно для всех, и бомжей и олигархов, уравнивая в правах народонаселение отдельной полости.
Дождь стирает город; не заштриховывает, но именно что отменяет; дело не в звуках и не в картинке: капли бьют о кроны и листву, вырабатывая кислород так обильно, что ты словно бы оказываешься в лесу. Скорее всего, в сосновом. Ну, или же в каком-нибудь подмосковье.
Только шум шин по воде, только разреженное чириканье, точно вспарывающее тугую штриховку.
