В XL открылась "белая выставка" Михаила Косолапова "Milf", представляющая фрагменты скульптурных тел, слегка выступающих кусками или же фрагментами из стен. Белизну экспозиции нарушает единственная ярко-красная скульптура будды, уткнувшегося в ноут, сделанного из компьютерных мышек (работа эта только что переехала из "Открытых дверей", закрывшихся ММСИ на Петровке) бордового цвета.
Если верить декларации художника, ему хотелось высказаться в пандан финальным словам из книги М. Фуко "Слова и вещи" про человека, исчезающего следами на прибрежном песке. Отсюда и тела, ещё непрозрачные, но уже белые, точно, замёрзшие, выхолощенные и лишённые содержания, обобщённые. Отсюда, название, отсылающее к "постыдным наслаждениям интернетовской порнухой" (И. Кулик): анонимные тела-манекены, подменяющие реальных людей.
Но, до тех пор, пока выкладки Косолапова и Кулик были для неизвестны, я прочитал выставку совсем по-своему. После античного отдела Лувра любые части тел, автоматически, рифмуются с греческими мраморами, ни один из которых не дошёл в полном виде. Особое восхищение, например, вызывает кисть Ники, выставленная в отдельном боксе рядом с крылатым торсом, водружённым на внушительный постамент (из этой ладони, в последствии, вырастут все эти кистевые обрубки Родена, Матисса и Пикассо).
Лакуны и прорехи входят в условия любования и мы давно уже воспринимаем утраты как важную составляющую часть любования. И дело уже не в порнографии, но в невозможности целостного переживания прекрасного. Особенно когда его слишком много.
Прошлого (от прошлого) доходит всё меньше смысла, всё больше тишины и отсутствия. Поисками утраченного озаботился и Никола Овчинников, в "Они возвращаются" он подвесил под потолок "Айдан-галереи" клин улетающих (или же прилетающих) тубусов-лайтбоксов. Это - стилизованные стволы берёз, так же напоминающие плавное течение титров у только что закончившегося фильма.
С одной стороны, история уже рассказана и изображения закончились, но, с другой, фильм ещё не закончен, на титрах, порой, дают неплохую музыку. Овчинников развивает свою давнишнюю тему, открытую берёзово-древесным Парфеноном в 1997 году, но теперь его брёвна, знаками то ли имперской риторики, то ли весеннего пробуждения (пред-предельная абстрактность мобиля мирволит самым разным трактовкам - отчего это "стволы" подвешены? Почему именно под потолком? Они подвешены или парят, падают или же взлетают?).
Период "бури и натиска" миновал, до бидермейера мы ещё не добрались, значит ли это, что в эпоху "крови и почвы" возникает и укрепляется интерес к своим корням, впрочем, вырванным из земли и разбросанным по ноосфере, в виде изящных, но дробных объектов?
Для меня это пример демонстративно ассиметричной выставки, игнорирующей законы конкретного помещения, которое кажется вопиюще пустым на уровне обычного человеческого взгляда. Такой зал намеренно необжит, отсюда и ощущение дополнительной неустойчивости всей представленной композиции, схватываемой единовременно, единомоментно и только потом, через мгновение, рассыпающейся на отдельные искры.
Так оказывается, что не выставка приходит в галерею, но помещение оказывается приложенным к художественному высказыванию. Вывих, который не вправить; актуализация выставленного.
...Пусть летят они летят, и не где не встречают преград. Апофеоз "русского" и "русскости" или поспешное бегство с привычных и насиженных мест обитания? Иногда они, действительно, возвращаются, но однозначного ответа не дают и давать не хотят. Этим, впрочем, и интересны.
ЗЫ
Попробовал пересчитать светящиеся бруски и так вышло, что на всех фотографиях - разное их количество выходит. Из чего можно придумать ещё одну трактовку инсталляции как перевёрнутого (опрокинутого в небо) дзенского сада с камнями, один из которых, всегда скрыт.
