Кладбище в девять или десять кругов амфитеатра расположено с парадной изнанки горы Монжуик, его видно из авто, когда ты добираешься из Аэропорта в город, поэтому, можно сказать, город мёртвых, блестящий окнами памятников и ниш на солнце - первое сильное впечатление от БСН.
Единственная проблема с ним связанная - оно же сугубо для местного употребления, вне парадности и суеты; о нём молчит бедекер, сюда не ходят туристические автобусы.
Нужно знать как добираться и откуда стартовать. Закидывал удочку несколько раз, но согласилась помочь только Вера Михайловна, ангел-хранитель нашей Барселоны, которая одарила нас всеми возможными дарами, на которые щедр этот город.
Вчера мы после двухнедельной подготовки, наконец, осуществили этот хадж.
Ты берёшь такси у площади Испании и за 15 евро едешь из города, в пустоту, едешь-едешь, дорога петляет, уходит вверх.
Въезжаешь в ворота, потом долго поднимаешься на машине наверх - Вера Михайловна предложила спускаться вниз с самой верхней точки, откуда открывается замечательный вид на обе стороны Барселоны - с одной стороны - параллели и мередианы регулярной застройки, с другой - порт, корабли и грузы, которые тоже растягиваются панорамой, сопоставимой по площади с территорией БСН.
Его ещё хорошо видно, когда самолёт, пребывающий со стороны моря, начинает заходить на посадку.
Мужу Веры Михайловны 92 года, завтра мы с ним встретимся в приморском ресторане. Мы идём под горку и разговариваем про пенсии и коммунальные услуги, политические партии и разговоры, составляющие главное занятие мужской каталонской жизни.
Раньше Вера Михайловна была замдекана журфака МГУ, мужа встретила на Ивана Купалу (тут этот праздник называется как-то иначе).
Кстати, говорит Вера Михайловна, сегодня праздник розовой розы (кажется, так), день, посвящённый борьбе с раком молочных желез и по этому поводу будет работать большой фонтан между площадью Испании и МНАКом, цвето-музыкальное действо, имеющее завораживающий какой-то эффект.
Вообще-то, летний сезон заканчивается 21 сентября и фонтаны сворачивают своё волшебство до следующей весны, однако, ради женского здоровья не только развесили по всем магазинам розовые шелковые ленточки, но и подключат цвет и музыку.
Вера Михайловна прочитала об этом в автобусной листовке и до самого вечера она волнуется правильно ли всё поняла. Несколько раз перезванивает - внуку и Маше, уехавшей на уикенд в Андорру, навестить тёщу, так что интрига с фонтаном сохраняется до девяти часов вечера.
А мы идём по склону, перебираемся с уровня на уровень, набросанных вне какой бы то ни было формальной логики и внятной переодизации, мимо фамильных склепов и захоронений в стенах, искусственных цветов и безымянных плит, к четвёртому, что ли, уровню, которое особенно нравится Вере Михайловне - она несколько раз повторяет, что хотела бы лежать именно так. "Моё место" и "моё кладбище", смеётся она.
Могилы в стене расположены в несколько уровней, пять или шесть и для того, чтобы навещать своих предков (их можно докладывать друг к другу в течении трех лет, вставляя в трехметровый пенал новый грод и докладывая в него старые, полуистлевшие кости и доски), спящих вечным покоем не верхотуре, нужна приставная лестница.
И в самом деле, мы видим семью "красящую оградку" (то есть убирающих своё фамильное окошко, так как никаких оградок тут нет) на третьем этаже: муж стоит на стремянке, а жена подносит ему воду из стоящей рядом колонки с питьевой водой.
Эти могильные многоэтажки обращены к морю и солнцу, из-за чего кажется, будто бы это корпуса дома отдыха, разбросанные между деревьев. Коричневые, переперчёные стены, голубое небо, траурная зелень и ограждения, выложенные из камней и странно напоминающие Гауди, из-за чего становится очевидным, что Гауди вытягивал из каталонского мира, сочетающего природу и культуру, быт и искусство, все возможные соки. Истинно народный художник.
Когда мы спускаемся на чётвертый круг, становится понятным отчего он так любезен неисправимой эстетке и любительнице музеев, без которых, по её собственному признанию, она, старая москвичка с Академической, жить не может: царство модерна и неоготики, превращающее могильную площадку едва ли не в экспозицию утончённых и изысканных артефактов, потемневших от времени и дождей, но не утративших очарования.
- Правда, здесь хорошо? И вид такой - на море и тихо очень...- Говорит Вера Михайловна.
- Правда.
Возможно, я бы тоже хотел бы здесь лежать, хотя, впрочем, какая разница где? У Веры Михайловны, в отличие от меня, всё уже давно решено - часть своего пепла она хочет упокоить на этом кладбище рядом с мужем, другую часть - в России, рядом с мамой. Спрашиваю, мол, сжигать... Значит, восставать не планируете?
Вера Михайловна говорит, что, конечно, не планирует, тем более, что вы только представьте, какое это отвратное и неэстетическое зрелище - миллиарды старых, дряхлых людей?
Ведь молодыми люди уходят редко, в основном, старики (ну, это не везде, Вера Михайловна так - это, разве что, в Каталонии живут долго и счастливо, а российские покойники вполне могут и в футбол поиграть. И даже в регби. Хм, почему в регби?)
Ну, да, даже в этом Вера Михайловна неисправимая эстетка, рассказывающая о том, какой раньше был в БСН батюшка (теперь его перевели в Прагу) и какой стал...
Вере Михайловне проще, а я всё ещё не могу решить судьбу своего посмертного существования. Переехав в Москву, ты добровольно себя обездоливаешь, хотя, разумеется, лучше всего лежать на родине, где-нибудь на Урале, ммм?
А кладбище... Ну, оно необъятное какое-то. Как вечность.
