Во втором отделении Маурицио Поллини, маленький, шустрый сухонький старичок с походкой Чарли Чаплина, играл Двенадцать прелюдий Дебюсси из Первой тетради. Сразу стало очевидным, что Дебюсси интересует пианиста больше чем Шопен. Не то, чтобы добавилось личного участия, но через смещённые центры тяжести и ассиметрию, с закосом в джазовые интонации, едва ли не в регтаймы, открываются новые возможности для самовыражения. Акцентуация пауз, ожидание рессеивания звука, после того как эпизод отыгран... Шопена Поллини играл буднично и аккуратно - я имею ввиду саму технику подхода: сел, на мгновение сложил руки на коленях и тут же приступил. Ни подготовки, ни сосредоточенности. Но, тем более, романтической позы или аффектации. Человек работу пришёл делать, она у него вот такая. В Дебюсси Поллини зависал над клавиатурой чёрным лебедем, сопел и пыхтел, растворяясь в том, что играл, проживая музыку здесь и сейчас, а не транслируя её из недр и складок опыта. Несмотря на россыпи акцентов, ты впадаешь от такой музыки и от такого исполнения в лёгкий транс изменённого сознания, в странную медитацию прозрачности сознания и осознания прозрачности.
Но "Прелюдии" Дебюсси, принципиально некатарсические - плохое завершение концертной программы (от извивов и изгибов модерна неподготовленный народ потянулся к выходу, несмотря на авторитет "величайшей звезды современного пианизма"), поэтому (?) Поллини дважды бисировал Шопеном и бисы эти по объёму, качеству и количеству звучания вполне могли бы потянуть на третье отделение. На бисах, вроде бы, необязательных и не слишком серьёзных (публика начинает подключать свои мобильные телефоны, кучкуется в проходах) Поллини выдал такой неформальный драйв словно бы прожил на наших глазах ещё одну маленькую жизнь. Выложив все карты на стол в истории про старого человека, который много жил и много играл, много чувствовал и чувствует теперь, несмотря на старость тела и молодость души. Словно бы не торопился уединиться в роскошном номере "Мариотта", де, успеется, но вот вам ещё и ещё - горсть за горстью, рассыпаемых щедрой рукой, чувств, формул и формулировок, которые понимаешь чётко и правильно, несмотря на отсутствие слов. Со спины, со спины.
