Выходя из зала, я слышал как кто-то сказал,что спектакль опоздал лет на десять. Когда я сказал маме, что представление было по роману Гроссмана, она удивилась в асе, что ещё кто-то помнит этот роман, кто-то ещё интересуется этой проблематикой. Спектакль действительной длинный (хотя длинным не кажетсяя), с избытком, перебором слов (много букв), но, при этом,хорошо отстроенный по ритму, который если принимаешь, то проблем не возникает. Хотя тюзовские интонации режут ухо, но к ним тоже можно притерпеться. Вопрос ведь в том - принимать или не принимать предложенные тебе правила игры.Иногад оченьхочется побыть наивным, неисушенным зрителем, полностью поддаться манипуляции и манипулятору.
Самое интересное и заключется именно в этой старомодности. Спектакль Додина - воплощение театральной формы. Во Всем. От формата до абстрактного гуманизма. От формы до содержания. В моем детстве все спектакли были такими. И какже так вышло, что на плаву остались считанные единицы, исключения, превращенные в неформат. Объявленные "совестью". С Чубайсом и Зоей-Озой в партере. Главная тема для обсуждения спектакля - его крупноформатность, но, ещё раз повторю, он нормальный. Никакого экстрима. Это мы отвыкли. Эпоха большого нарратива прошла. Все, как могут приспосабливаются к клиповой нарезки. Нам она кажется пустой и полой, потому что одной ногой мы стоим в эпохе большой наррации, мы ещё её помним. Но уже мои дети помнить её не будут и то, что происходит сейчас покажется для них нормой.
То есть, вопрос не в культуре, которая есть саморегулируемый механизм, а в нас. В нашей оптике. В кантовских коричневых очках. Не мир горит, но я старею. Мы стареем. Рассчёт Додина, не замечающего веяний времени в том, что когда вся страна "задрав штаны,бежит за комсомолом", можно остаться одним единственным исключением, исполненном неторопливой духовности и дум государственного значения. Серьез со "Сталеварами" в бэкграунде.
