Еще читая книжку, отметил важность времени и места каждой из сцен, которые Стоппард скурпулезно фиксирует. Хронотоп, особенно это касается "Путешествия", цель которого не совсем ещё ясна, путанный, дорога движется в оба конца, чтобы сложиться, в конечном счёте, ловким и берущим за душу, пасьянсом. Вполне по-голливудски, залихватски и очень современно, однако же, я совершенно никак себе не представлял как это может быть поставлено в театре -будут ли загораться титры или же время от времени по кромке колосников пробежит бегущая строка? А вот никак театр и Алексей Бородин этого не решили. Сцены отделяются одна от другой активностью миманса, переставляющего на сцене мебель. Зритель буквально привязан к программке, фиксирующей порядок сцен как к оперном или балетному либретто. Без него, в самом деле, сложно понять отчего появляются умершие люди или возникают навсегда потерянные вещи.
Важнейшая тема Стоппарда - взаимоотношение жизни и искусства, воображения и реальности; то, как реальность влияет на искусство (вскрытием приема здесь "Влюбленный Шекспир") и как искусство изменяет реальность. "Берег Утопии" примерно о том же самом: нам предъявлены люди, пытавшиеся изменить (и изменявшие) ход истории. Рядом с ними, практически на равных, действуют полчища близких, приятелей, недоброжелателей, анонимов. Конечно, в первую очередь, важны они - люди из хрестоматии (Бородин подчёркивает этот тем что Бакунина, Герцена, Огарева и Тургенева на разных этапах жизни - а трилогия охватывает около четырех десятков лет - играют одни и те же актёры, тогда как их окружение каждый раз меняется, ну, помните сколько раз в "Санта-Барбаре" меняли Мейсона или Джину?), однако, свита, играющая короля важна не меньше. Стоппард все время пишет про мёртвых людей. Обязательно мёртвых, про тех, о ком мы точно знаем, что они мертвы. Эффект, схожий со сценарной основой "Шестого чувства".
Стремление изменить мир в лучшую сторону, которым бредили Белинский и Маркс, Чернышевский и Грановский, Чаадаев и всякая социал-демократическая мишура понятно чем закончились - мысль эта очевидна и выходит в спектакле на первый план: октябрьским переворотом, диктатурой пролетариата, СССРом, но они-то этого не знают, а мы знаем. Мы не только в выигрышном положении перед ними, слепо путешествующими и развивающимися о ход истории, отчего пьеса читается не как социальная, а как экзистенциальная драма. Дело в том, что мы знаем не только о плодах деяний господ из хрестоматии, но и о судьбах их близких - Любе, рано умершей сестре Бакунина или о гибели глухонемого сына Герцена Коленьки; о смерти его же жены Натали и о смерти, ну, например, того же Белинского (факту его ухода в "Кораблекрушении" придаётся особое значение). Вытаскивая истории этих, не оставивших и следа в хрестоматии людей, Стоппард переставляет акценты с общего к частному.
Ибо, на самом деле, "Берег утопии", несмотря на весь культурологический и общественный пафос, очень личное, личностное высказывание.
Жизнь коротка, искусство вечно; да что толку - всех нас ожидает одна ночь; одна на всех. А мог бы просвистать скворцом, заесть ореховым пирогом... Ну, вот, Герцен ли, Бакунин ли, просвистали, заели, а что толку? Прах к праху. В заметках У. Эко о постмодернизме говорится о том, что современный человек не может напрямую сказать о том, что я люблю тебя, поэтому он обязательно скажет что-то вроде "Как сказала бы Лиала (далее обязательно идет сноска о том, что Лиала - автор дешевых любовных романов 30-х годов) я люблю тебя..." Прямое высказывание более невозможно. Для своего признания в любви Эко прибегает к помощи Лиала, о своем страхе смерти и о понимании тщетности любых усилий (ну, кто, скажите, переплюнет в значимости для истории Герцена или того же Маркса) Стоппард говорит через головы русских классиков, извлечённых из томов "Былого и дум"...
И делает это феноменально. Читая пьесу, прежде всего, я обращал внимание на многотрудные идеологически насыщенные монологи, к которым Стоппард искусно свел credo каждого из фигурантов. Кропотливая и ювелирная работа - свести томы и томы, сотни страниц к сжатой и вполне сценической квинтэссенции. Однако, спектакль А. Бородина показал, что главное в "Береге утопии" вовсе не идеи, но пот и слёзы реально живших и путающих друг в друге людей. Путаница причин и следствий, достигаемая нелинейностью повествования и перестановкой сцен, оказывается корневой (помимо, конечно, путешествия, на которое стилизованно намекает оформление С. Бенедиктова) метафорой трилогии - причем тут Россия, когда живут и гибнут, уходят вполне конкретные люди?! Люди, не знающие своего будущего и даже того, как будущее вырастает из прошлого точно так же, как это все мы сейчас не знаем.
Конкретные люди - потому что история творится как череда частных инициатив и поступков; это особенно подчёркивается на примере Бакунина, расположение или не расположение которого, скажем, к писателю Соллогубу связано с тем, что Соллогуб сватался за его сестру. Личный опыт Герцена, видавшего трупы на баррикадах в Париже, а так же гибель сына, матери и, чуть после, жены, привели его к гуманизму и отрицанию революционного радикализма, желанию спокойной жизни. Классики толкутся в хороводе личных и предвзятых отношений, высокие слова оттеняются их влиянием на родных и близких - в первую очередь, на женщин.
Стоппард проходит по всей смысловой парадигме мировой драматургии - мужчины и женщины, отцы и дети, братья и сестры, Россия и Запад, Россия и Россия, великое и низкое, личное и общее, сиюминутное и вечное, текст что дышло - позволяет самые разные толкования. Поэтому смотреть, конечно, нужно не в разнобой, но попытаться осилить в девятичастник едином порыве. Тем более, что это несложно: смотрится "Берег Утопии" на одном дыхании. Ну, хорошо-хорошо, в два присеста, однако же, всё время с горочки, с горочки, без малейшего напряжения. Насколько я маялся на двухчасовом представлении "Последний день лета" братьев Дурненковых в МХТе и на "Изображая жертву" братьев Пресняковых всё в том же театре, настолько здесь время пролетело практически незаметно.
БОНУС
Наш с Алисой Никольской диалог по поводу спектакля: http://www.vz.ru/culture/2007/10/9/115835.html
