Дело даже не в аутентичности о которой ты каждый раз вспоминаешь, когда вспоминаешь о том, что пить пиво из кружки, бутылки или банки - три разных вида удовольствия. Обстоятельства потребления неуловимым образом накладываются на содержание потребляемого. Ретроспектива Мэтью Барни в кёльнском Людвиге, куда ты приезжаешь из Парижа в гости к Парщикову и показ "Кримастеров" в обшарпанном зале Дома Кино с ментом при входе и многозначительными физами всезнающих критиков - две соврешенно разных текста. Зацепившись о фразу про то, что Москва делает любое культурное (в том числе) событие обыденным и сугубо служебным, словно бы покрывая его тослтым-толстым слоем невидимого пепла, Оля вела машину по Садовому (вверх от Курской к Павелецкой), рассуждая о том, что со всеми нами происходит. Мимо мелькала такая нарядная (из окна машины) столица. В машине было тепло, ароматизатор воздуха и хорошая музычка делали Москву неузнаваемо привлекательной.
Мне вот интересно, во всех ли видах искусства происходят сдвиги в их восприятии? Прочитав объявление о выставке Эрика Булатова в Третьяковской галерее на Крымском Валу, потянулся было к телефону, позвать Новичкова, с которым всегда на выставки ходим, сходить посмотреть, но потом подумал - ну, придём (как же неудобно стоит ЦДХ, и нужно дополнительное какое-то усилие чтобы до него добраться) по сентябрскому, значит, ветру и что? А там картины висят, просто картины, понимаешь, да? Которые не трогают. То есть, это очень красивое и правильное намерение - пойти на выставку и посмотреть, но для меня оно счерпывается самим поводом к прогулке до музея, раздеванием в гардеропе, рассматриванием католога. Всё, ты заходишь в залы и начинаешь скучать, разглядывать публику, выглядывать в окно (Церетелевский Петр в непосредственной близости), и публика будет много интереснее картин. Потому что про картины ты всё знаешь, а публика всё ещё способна тебя удивлять, хотя все типы посетителей уже давно расписаны и примерно оприходованы.
Аутентичности в оригиналах эпохи фотографической воспроизводимости уже не осталось, аура исчезла, тогда картинка в экспозиции и картинка в каталоге (на афише или в журнале) абсолютно равные меж собой вещи. Покраска стен и вид из окна меняюся, а артефакты не меняются и не несут в себе нового знания. Может быть, поэтому? А ещё потому, что твоё личное соучастие в висящем на этих стенах, сведено к минимуму. Мы немного оживляемся в ажиотации, когда возникает момент твоего личного участия - ты можешь эту картину купить, представить на стене своей квартиры, когда художник - твой товарищ. Вот почему вернисажи украшаются вином и угощениями - зажевывая бутерброд с сыром и запивая его кислым белым из пластикового стаканчика (куда оно перелито из бумажного квадратного пакета) ты буквально причищаешься экспозицией, зажёвываешь то, что выставлено.
И ещё важный момент восприятия связан с длительностью восприятия. Отчего так канают сериалы. Общение с артефактом (пассивным в факте своего существования) весьма и весьма кратковременно. В театре или в кино не происходит видимого (внешнего) кризиса, потому что ты оказываешься вовлечённым в действие зрителем. Действие окружает тебя со всех сторон и втягивает. Два часа как с куста. Два часа, после которых театр, существующий в режиме только здесь и сейчас улетучивается, уравниваясь в правах с фильмом, который, при желании, можно повторить, но который лично для тебя тоже ведь существует только здесь и сейчас. И спектакль и фильм оказываются вещью для одноразового использования, несмотря на базисное, фундаментальное расхождение в основании своего творения - кино в сути своей неизменно, а двух одинаковых, похожих друг на друга спектаклей нет и быть не может.
Когда я работал в театре завлитом, то у меня было такое специальное развлечение - по многу (больше чем несколько) раз смотреть одни и те же спектакли, улавливать разницу и кайфовать от этого. Специфическое развлечение, если учесть, что разница спектаклей не даёт тебе никакого нового знания, она даёт знание только о самом спектакле. Вот почему из всех видов современной художественной деятельности кризис, несмотря на всё обилие звучащей продукции, не оставляющей нас в тишине на на одно мгновение, минует разве что классическую музыку. Существуя параллельно тебе, вынесенная вовне, музыка сообщает тебе новое знание. Потому что она предельно абстрактна, ты крутишь-вертишь её как хочешь. И все крутят-вертят, сколько слушателей, столько, в сущности, и трактовок (чего нельзя сказать о спектакле или кинофильме, где нарративная и визуальная активность значительно сужают поле для маневра).
Однако же, когда ты часто ходишь в зал консерватории, становится очевидным: музыка оказывается столь действенным инструментом познания и удовольствия тогда, когда тебе удаётся превратить её в раму для своих собственных мыслей. ты сидишь, значит, слушаешь и начинаешь уноситься в сторону мысленных мыслей. Музыка здесь оказывается дождем, погодой, рамой для твоего собственного здесь-бытия, то есть, опять же таки, субстанцией вторичной и служебной. Она расступается перед тобой, как море перед Моисеем и обтекает тебя со всех сторон. Важно лишь намерение пойти в концертный зал, то есть, проделать весь путь причищения к обряду (дорога, гардероб, курилка), расчищающему поле для восприятия. То есть, в принципе, музыку можно точно так же слушать и дома, однако же только в концертом зале ты оказываешься в безальтернативном состоянии: есть только музыка и ничего более. Поэтому здесь, слушая, ты раздвигаешь музыку, а не что-то иное.
Да, длительность важна, потому что быстро живём и не успеваем концентрироваться. Новые движения вытесняют старые впечатления. Оля принесла мне первый сезон "Оставшихся в живых" на пяти дисках. Зная про увлечённость и тд. Но большого искуса не вышло: я не хочу проглотить сериал одним куском, не разжевывая. Смакование меня тоже не очень, если честно, волнует - ну, что можно смаковать в телевизионном сериале? Куда существеннее необходимость каждый вечер в 21.30 прилипать к телевизору, прерываться на рекламу, ложиться спать, удовлетворенным порцией будничного наркотика. Архитепическое "продолжение следует", включенное в моё повседневное - вот что оказывается здесь важнее всего. То есть, тот же самый ритуал, растянутый во времени.
Именно поэтому я и решил побрить голову налысо.
