Лето - интенсивность переживаний, осенью включается глубина. Любые эмоции и чувства стремятся стать гуашью - ликвидировать полутона как класс, забарикодироваться монохромностью. Так же летнее чтение отличается от осеннего чтения. Странно, но летом, несмотря на стремительность течения времени, читаешь даже больше, внутри стрелы находишь щели и зазоры, сквозь которые вываливаешься в собственное запредельное. Осенью читаешь много, и более сосредоточенно, но это как осеннее солнце - светит, но не греет, уже готово предать и всё такое. Вывернуть себя наизнанку. Есть летнее дольче фор ниенте - знойное, от зноя, полуденно-средиземноморское, а есть осеннее ничегонеделанье - скорбное бесчувствие, когда чувствуешь только то, что внутри. Мысли тела. Словно даже для мыслей твоих есть рама - тяжёлая, с завитушками.
А ещё эта темнота, которая уже даже не томнота, но непроницаемая мгла, сгущёное млеко ночное, концентрированное до состояния суфле из Киевского торта, привезённого из Киева. В Москве и в Киеве разные Киевские торты. Кто плавал тот знает несравненный вкус Киевского Киевского и монолитную монотонность Киевского Московского. Вот и осенние сумерки словно хлопья загустевающие на плечах и за плечами. Они не обволакивают город, но стремительно падают на него в хищном рывке, задушить в объятиях. Вокруг чувствуешь незримые колодцы, шахты, может быть, поэтому бежишь-не-бежишь домой в полную безопасность, где можешь целиком и полностью рулить искусственным светом?
Вот ты и рулишь, чаще просто не включая его, лежишь в полной темноте или в такой темноте, полнота которой переживается кишками, так как полная темнота в городе, вообще-то невозможна - всегда найдётся какое-нибудь окно в доме напротив или шум Ленинградки. В городе невозможна и полная тишина тоже, а ведь полная мгла должна сочетаться с полной немотой, тишиной, поэтому покой нам снится только под одеялом. Как и тепло - ни на что нельзя надеяться так, как на тепло своего собственного тела, вот ты и вырабатываешь всё, что тебе нужно для жизни сам. Сам на сам и тащишься по осенней стекловате, перебегаешь с кочки на кочку, страшась солнечных лучей, в которых сквозит толи обида, толи простуда.Всё чаще не включаешь свет и телевизор, лежишь как на дне, как ночью на пляже, когда волны и звёзды для полной романтики включают на всю катушку. А потом переносишь этот стереотип на свою собственную кроватку, сколько их было в длительности жизни, этих кроваток, но только вот так, лёжа, ты можешь съёжится в позу зародыша,потому что это тоже стереотип, но не привнесённый, а не пережитой, и начинают в твоём сознании сшибаться разные пласты разного сознания - детского, живущего в подкорке и взрослого, нынешнего и недавного и совсем далёкого какого-то, и ты чувствуешь себя и ребенком и, одновременно, взрослым (читай одиноким) человеком, который более не может вернуться в свою детскую непосредственность и чистоту. А ведь как хочется, как хочется!
Любое время года стремится к тоталитарности, к единоначалию, нюансы в оттенках стираются, как только захлопывается дверь. Так и жизнь пройдёт, сточится, спесочится, а ты не заметишь, а ты не заметишь.