Claude Monet “Boulevard des Capucines”
Обычный парижский бульвар, нарисованный обычным импрессионистом. Вся палитра серых оттенков – от безучастного жемчужного до разбитого в небе яичного желтка.
Посредине – ровный ряд голых (зима, поздняя осень) деревьев таких аккуратных и таких центровых, что подсонательно думаешь о них, как о женском межножье. Их резкая, вскипающая вертикаль упирается в небо, прописанное горизонтальными мазками.
Слева – два типичных парижских дома (самое яркое пятно на картине), слева – словно бы обрезанная рамка композиции, левых домов не видно. Левые дома видны только в перспективе, едва-едва обозначенные контурами и нарушающие стройность перспективы. Внизу – обилие спешащих людей, кэбов, афишных тумб. Поверхность бульвара зеркальна – то есть, мокра, срифмована с небом. Такое ощущение, что люди скользят по ней как водомерки.
Главное в этой картине – наличие пунктума, раны, вторжения, обращаюещего на себя внимание, а именно – фигуры двух художников, ассиметрично воткнутые посередине правого угла. То есть, мы знаем, что это художники, стоящие на балкончике, так как, на самом деле, более-менее отчётливо нам видны только чей-то цилиндр и, кажется, рука в перчатке.
Из Барта мы знаем, что пунктум является непреднамеренным смысловым центром фотографии, появляющемся, как правило, непроизвольно. Не то – картина, тем более, импрессионичтическая (где все эффекты посчитаны) от начала до конца зависящая от авторского своеволия. Именно поэтому пунктум здесь запрятан и открывается только после пристального вглядывания. Да и то не всем: необходимо знание, степень посвящённости, чтобы опознать в двух чернильных козюльках двух художников, выглядывающих из окна ателье.
Чтобы пунктум состоялся, Моне ставит его в самый важный, для своей ассиметрии, угол – правый, как раз над собственной размашистой подписью (в самом низу), далее (выше) идёт более-менее однородный слой спешащих людей (чёрные кляксы и разводы), нарушаемые только в одном месте – непосредственно под торчащими (чёртики из шкаткулки) художниками – какой-то неожиданный розовый куст, вообще выпадающий из общей палитры – скорее всего, это кто-то несёт (или торгует) воздушными шариками. И только потом, над всей толпой, на уровне, где бульвар заканчивается, раза в полтора больше других фигур, возникает двуединая слитость пунктума.
Пунктум заканчивает и лишний раз подчёркивает общую ассиметрию. Для того, чтобы подчеркнуть чёткую симметричность парижского бульвара, имеющего правильную геометрию жилого помещения, Моне сдвигает рамку – мощь домов должна уравновешивать невесомость (почти буквальная) пунктума. В направлении слева на права происходит истончение материи – дома, затем кэбы, сливающиеся с деревьями, затем головёшки людей, так бульвар оказывается наклонённым, кренится как «Титаник», тонет: вот она, вода.
Мы же точно знаем, что, на самом деле, всё изображённое здесь – фикция, нет не кэбов, ни людей. Ведь если близко подойти к любому полотну Моне, вскроется странная истина – ничего изображённого не существует – есть два-три мазка, издали сливающихся в нечто похожее на то, что мы хотим увидеть. И, ведь, видим же.
