С душеполезной
fosca ходили в театральный центр им. Мейерхольда на спектакль по пьесе Бюхнера «Войцек» Национального хореографиского центра Орлеана, под предводительством Ж. Наджа, превратившееся в светское мероприятие: кого там только не было. Кого-кого: ангела моего, Вареньки.
Спектакль странный: недописанная драматическая пьеса решена средствами пантомимы и модерн-танца, помещённого в обшарпанную клетку с персонажами, зело напоминающими персонажей «Едоков картофеля», с генетической памятью о малых голландцах и Босхе.
Или – фотографии Судека. Или – картины сюрреалистов, Дельво, например.
Максимум изобретательности и остроумия, почти Ленком, перенасыщенный недоеденными символами и виртуозной акробатикой. А то – все замирают в искажённых формах, по картинке это супер красивый спектакль.
Картинка превыше всего. Эстетика – то ли в духе эксцентрики немого кино (нечто подобное сделал Альмадовар в своём последнем фильме), что подчёркивается тапёрского типа музыкой, то ли в тональности площадного театра, напрочь оторвавшегося от своих корней.
Ну, очень красиво. Пирожное из картофельной чешуи. Персонажи (работяги) маются от скуки и собственной ненужности. Все беды из-за этого: им нечем заняться, кроме саморазрушения.
Отдельная тема – тема испражнений, выделений неправильной (неусвоенной) еды, гегами разбавляющей эквилибристику.
Вот что самое интересное: почему незаконченная пьеса малоизвестного драматурга (у него кроме «Войцека», кажется, имеется только одна законченная, но менее известная пьеса) привлекает интеллектуалов – Бергмана (в книге «Бергман о Бергмане» обнародованы пошаговые репетиционные записи), Уилсона (его «Войцека» привозят весной.
fosca утверждает, что вместе с ним привезут и Филиппа Гласса), вот и Наджа. Незаконченность? «Маленький человек»? Наступление массового общества? Незаконченность мирволит метаморфозам. Надж убирает из спектакля самое главное – текст. Наибольший враг театра – литература (слова), Надж лишает драматический театр вербальной основы, переплавляет отношения в иероглифы жестов. А выходит – всё тот же чистый театр, головной, порождающий массу ассоциаций, но оставляющий сердце спокойным, а руки – чистыми, как после жидкого мыла, налитого в фаянсовую посуду.
