В воскресение включил телевизор, попал на конец новостей - перечисляли заслуги Антониони. Огорчился, думал, старик помер, иначе же - как попасть в новости, да ещё на такие патетические интонации. В понедельник купил газету: жив курилка! Типа, отлегло: за мировой кинематограф пока можно не беспокоиться, потому что Антониони может ничего не снимать, просто присутствовать, ето ещё остался - он да Бергман (от которого мы тоже ждём нового movie). А Антониони ещё и снимает... Жутко концептуальный жест - немой и слепой, полупарализованный старик снимает кино на внутренней стороне лобной кости. Рисует раскадровку, что ли...
В отличие от многих, я воспринял "За облаками" достаточно хорошо. Как, кстати, и "Ускользающую красоту" Бертолуччи. Как, кстати, и последние полуудачи Вима Вендерса. Я люблю уставшие, разваливающиеся на куски тексты. Я люблю, когда над всем тяготеет, как рок, тот или иной приём, который кажется модернисту важным именно в этот момент, приём избыточный, который чуть позже будет признан заблуждением, засохшей завитушкой, ненужный, но важный как любая энергия любого заблуждения.
Антониони - апофеоз чистой визуальности, до него всё кино (даже Бергман, даже Феллини) - всё это какая-то литература, мутирующие в сторону иероглифов буквы. Сдвиг у Антониони происходит на уровне нарративной суггестии, когда ничего не ясно, ничего не движется, а если и развивается - то только с помощью движений камеры, с помощью недвижимой мёртвой природы, натюрмортов. Слова не важны, актеры превращаются в пятна, в сгустки психической энергии, почти что Марк Ротко, почти что Джексон Поллак, почти что абстрактный экспрессионизм как таковой. И уже потом стало возможным всё остальное - Тарковский, Джармуш, Каурисмяки, Сокуров, да мало ли кто. Немногие вчистую оторвались от литры в сторону чистого визуального жеста, и это бодрит - люди же не любят выстраивать свои собственные сюжеты, люди любят смотреть чужое кино и петь с чужого голоса.
