Теперь его реконструировали и открыли пятью частными собраниями. Уж не знаю, в постоянной экспозиции будут эти коллекции или нет, возможно, и временно, но принцип у них тот же, что и у «старой» части МЧК: в зависимости от величины коллекции, тем или иным собирателям (или их наследникам) отдано какое-то количество комнат, обустроенных с помощью артефактов в виде как бы квартир.
На вернисаже много говорили об «коммуналках», де, пять собраний образуют нечто вроде «отдельного барака», хотя артефакты расположены весьма просторно – никакой «бытовухи», хотя бы и высокого стиля, как то было в случае с реконструкцией рабочего кабинета Дмитрия Краснопевцева, нет: это небольшие, но вполне нормальные, полноценные выставки чужих закромов.
За исключением, может быть, «отсека», оформленного вещами и приобретениями Леонида Тишкова – современного и актуального художника (на открытии, почему-то, представленного «московским концептуалистом»): автор даблоидов оформил одну из комнат со своей и чужой графикой Рабочим уголком – со столом, на котором расположены всякие милые антикварные штучки и говорит лампа.
Так что, скорее всего, экспозиция эта временная и очень скоро стол и любимые игрушки понадобятся Тишкову обратно. О временности выставки говорило и присутствие Константина Эрнста, известного собирателя чертежей и графики Якова Чернихова.
Бирки не выказывали принадлежности черниховских артефактов к той или иной коллекции (квартира же!), но в мире искусства увлечение Эрнста ни для кого не секрет, поэтому, гордый и великолепный, он стоял в первом зале новой экспозиции неслучайно.
Вышло смешно: для того, чтобы пройти в новое-старое здание усадьбы, последними владельцами которых были Ренкевичи и которое, собственно говоря, вместе с другими домами княгини Волконской дало улице название «Волхонка», нужно было пройти залы «старого» музея ЧК, в котором сейчас идёт роскошнейший показ графики в жанре «книга художника» мастеров, связанных с сюрреализмом.
Так что, помимо Дали и Лама, Матты и Массона, де Кирико и Миро, «раскадрованы» книги и Макса Эрнста, поэтому, если бы я был папарацци, я бы обязательно подловил Эрнста проходящим мимо коллажей Эрнста.
Тем более, что неожиданно многочисленный и повышенно знаковый вернисажный люд, забилпроходы и комнаты «Квартиры-музея» до отказа, а здесь, в помещениях, с распятыми разворотами, почти никого не было (кроме, разве что министра по печати Сеславинского, рассматривающего увражи Дали), поэтому обстановка здесь казалось действительно сюрреалистической.
Что же касаемо самой выставки «Квартира-музей», то, как это обычно водится, в приватных коллекциях намешено всё – и хорошее, и проходное.
Только первое отделение выставки, посвящённое Чернихову, «монотематично», прочие коллекционеры собирали, в основном, авангардистов и попутчиков, мягких соцреалистов, в 20-ые и 30-ые годы ещё допускающих различные уклонения и «сезанизмы».
В «отделе» Романа Бабичева, рядом с художниками первого ряда, типа Гончаровой или Тышлера, вполне закономерно висят мало известные (но от этого не менее пластически убедительные) мастера, типа Русакова или Рублёва, окружённые гипсовыми моделями скульптур, иконами, витринами с декоративно-прикладным искусством.
В «квартире» Игоря Сановича работы Ларионова и Пиросмани соседствуют с «Носорогом» Дюрера и итальянской Богоматерью XVIII века. Семья Штеренберг, помимо своих работ, показывает пейзажи Алфеевского и роскошную деревянное резьбу, а так же подлинники фотографий Маяковского и Лили Брик.
В схожем экспозиционном режиме Музей частных коллекций существует уже двадцать лет (в этом году юбилей) и такой частнособственнический микс, позаимствованный у нью-йоркского музея
Метрополитен, вполне оправдан: он, ведь, не только про искусство, но и про частную жизнь и личные интересы «обычных» людей, наделённых вкусом и деньгами.
Это редкостное сочетание, помимо наслаждения отдельными прекрасными шедеврами (пока вернисаж долго не начинался, я решил пройтись по постойной экспозиции и обновить впечатление), позволяет задуматься о разнице культур.
Музейные собрания зависят от исторических эпох больше, чем мы думаем. Собирание коллекций почти всегда завязано на конкретные социально-экономические условия, позволяющие формировать фонды, прежде всего, из того, что в данный момент более доступно.
В Италии хороши музей классического искусства, так как художественная жизнь здесь была всегда и никогда не прерывалась, а вот в Америке музеев современного искусства гораздо больше, чем традиционного, так как финансовые возможности американских бизнесменов сформировались тогда, когда старые мастера были уже безнадёжно дороги, но еще, более-менее, были доступны импрессионисты, не говоря уже об экспрессионистах. И т.д.
Я к этой простой и почти очевидной мысли пришёл в Музее Израиля, где почти нет картин классиков, зато превосходные коллекции импрессионистов (разумеется, не говоря о современном искусстве), в которые евреи, постоянно мигрирующие туда-сюда меж двух мировых войн, активно вкладывали деньги.
Это я к тому, что Музею Метрополитен, выросшему на особенностях частного коллекционирования, с его неисчислимыми путанными богатствами, удалось встать в ряд самых важных музеев мира, наряду с Лувром и Эрмитажем, Уффици и Прадо.
Не буду говорить каких титанических усилий это стоило (всё равно понять «объём работ», превративших Метрополитен в полноценного первача выше моего понимания), просто очень интересно держать его в уме, когда ходишь по скромному но весьма, разумеется, достойному лабиринту Музея частных коллекций.
Как говорится, «есть о чём подумать».
