Ну а пока мир притаился в минусе: телодвиженье, уходящее внутрь, под плинтус, заметно лишь на земле – в быстрой смене пигментных пятен, струении пресных ручьёв, превращающих поселковые дороги в развязки вено-венозных сплетений.
Снег, точнее, то, что от него остаётся, больше не отражает остатки бледного, похожего на сыворотку или известку, света, но поглощает его целиком, без остатка, в неимоверном количестве, точно всё никак не может наесться им напоследок.
Его уже рвёт-разрывает внутренней тяжестью. Юшка течёт по подбородку, а поры, и без того бывшие крупнее крупы, пузырятся, точно от боли и удивления (отмирания нервных окончаний, унижения), превращаясь в глаза.
В пузыри земли, закатывающие белки внутрь. Туда, где шевелят кислород буквы нового алфавита.
