Окна домов и, особенно, магазинов мерцают таинственным церковным полусветом. Город ворочается в кровати и никак не может найти себе места, свить уютное гнёздышко: под одеялом душно, жарко и пот градом, мгновенно остывающий и застывающий на пояснице, если хотя бы слегка выбраться из-под поролона.
Выйти из сумерка дворовых дорожек на Усиевича (в супермаркете долго выбираешь продукты, стараясь купить как можно больше, даже в запас, точно гражданская война и всё такое; точно запас карман не тянет, а настроение вытягивает), на проторённые другими дорожки – и вот уже хорошо, уже славно, да и до дому немного ближе стало. Бредёшь между сартровской оставленностью и хайдеггеровской заброшенностью, живот горит, в очках правды нет, ветер царапает щетину щетиной, город превратившись в апостроф, отступает: отныне мир – это только то, что ты не видишь прямо перед собой.
