Всю ночь снег не шёл, но Золушкой бежал мимо фонаря совсем уже горизонтально – в сторону Сибири и Дальнего Востока, где его влажное присутствие более естественно.
Не падал, но обрушивался как Денис Мацуев на костяшки концертной всё испытавшей клавиатуры.
Возле дома стоит фонарь – вот по нему я и замеряю бег этого нотного стана, прерываемого узелками точечных ударов-сообщений, точно – Парки лепетанье, пряжа мойр, вечный побег, поскольку, ну, да, так мелькают, разве что, ландшафты за окном скорого поезда и даже теперь, сидя на втором этаже дома, намертво вкапанного в скалы, я двигаюсь со скоростью мелькания белого света;
…точнее, меня сносит в направлении, противоположном это горизонтальной стерильности (пока снег в воздухе он кажется идеально чистым, честным; так, что на язык взять не страшно); чёрное озеро покрылось белыми пятнами, точно шкура ленивого хищника, будет смешно [несмешно], если к утру оно у них застынет.
