Мартовский воздух пустоват как воскресный солдатский бульон; и хотя о кромку его, звенящую, казалось бы, можно порезаться, сам этот переход от минусовых температур к самому несчастливому времени года, лишает кислородные смеси и примеси к ним последней осязаемости, малейшей материальности. Сытости.
Голь открывшейся земли, с которой, после исчезновения снега, как бы снят эпидермис сочится испаряющимся, постоянно подымающимся вверх отсутствием – определённости, устойчивости, незаметных воздушных тоннелей, воздуховодных дорожек, которым деревья ещё не успели наткать свежего озона, из-за чего незримые своды их сходят на нет и давно прохудились.
Надо ждать вербу, подснежники, набухание почек, способных дать толчок нарыву и прорыву, ну, а пока мы в яме, по склизким краям которой текут радостные ручейки вешних (внешних) вод – глиняная сукровица нашей общей, под слепыми небесами, безымянной могилы.
