Вот сегодня, кстати, образчик типичной московской погоды. Когда в рабочий полдень приходится включать настольную лампу; для того чтобы слегка разноцветить льдину стола. За окном висит полное отсутствие неба, света, движения; кажется, что мир даже не замер, но начал исчезать аккуратными соскабливаниями с собственной поверхности.
При химическую активность внутри говорят палехские расцветки некоторых деревьев, сплошь окислившихся по пути куда-то внутрь себя; в каждом из своих листочков.
Ни передать, ни описать это ощущение отсутствия какой бы то ни было тяги, навалившейся серым боком на город, невозможно: однако, все мы живём внутри у этого отсутствующего серого, выпитого стального, жемчужного, ртутного.
Радуют только византийская (венецианская даже, мозаичная) роскошь берёзовой драмы: за окном сразу несколько затвердевших фонтанов, застывших формами внутренних куполов, венцами апсид. Но и они радуют лишь если смотреть на них прицельно, пристально, медленно проникаясь (как бы пропитываясь и намокая гравированной окисью).
Да только разве ж можно в наше-то время просидеть целиком весь день напротив стола?
Возможно, можно, но не в нашем возрасте; ну, то есть, не в наше, но какое-то чужое бремя.
Даже не кладбище не бывает так пусто, пустынно, свинец ему в висок.