Безусловно, одна из лучших выставок сезона, крайне грамотно сделанная и высекающая искры новых смыслов из-за тотальной перемены контекста.
Важно, что все эти шедевры "арте повера" (бедного искусства, придуманного в Италии) находятся в постоянной экспозиции музея, наполняющего пышные барочные пространства загородного замка.
И, как это водится, у зрелых модернистов, вступают в сложный, но, тем не менее, гармоничный диалог с эпохами прошлого (в экспозиции, кстати, есть фотографии музея, из которого в Москву привезли часть обширной коллекции и на них видно как новые (а теперь уже относительно новые) артефакты оказываются вписанными в интерьеры полные позолоченной лепки, всевозможных путти и завитков).
Так, одна из лучших работ экспозиции, каучуковая клякса, подвешенная к потолку и дающая роскошные тени, в постоянной выставке, если верить фотографиям, закреплена на фоне живописного, в тьеполовском духе, плафона и закрывает часть панно в ярких цветах, с ангелочками и прочими мифологическими фенечками.
Каучуковая клякса оказывается чёрной дырой, слепым пятном, точкой скотомизации, нарушающей классическую благость культуры, уставшей от концентрата традиций.
В Москве же этот самый артефакт читается совершенно иначе.
Клякса висит на фоне тотального евроремонта с панельными потолками, приспособленными для кондиционирования и оказывается нарушением тенденциозной московской стерильности, гламурности и тотальной гламуризации не только культурных институций, но и, по возможности, всей прочей столичной жизни.
Гламур выгораживает в городе всё больше зон мнимого лабораторного, в видимости чистоты, комфорта. Против этого и выступают шедевры итальянского бедного, по большей части, намеренно грубо, даже брутально не сделанные, но сколоченные.
Осколками подлинного бытия, хенд-мейда. Камни на медном поддоне. Фонтанчик, бьющий из ледяной скрипки.
Гипсовый аттик на фоне секонд-хенда, наваленного аляповатой кучей. Железки и камни. Крест. Просто крест.
Извлечённые из привычного контекста и перевезённые в другую страну, эти, на самом деле, крайне хрупкие творения, оказываются здесь знаками тоски по первородству.
Так обыденная крестьянская еда в обществе, пресыщенном товарным изобилием, становится новинкой и находкой высокой кухни.
На самом деле, это очень хорошая идея, устраивать такие многожанровые выставки в моножанровом пространстве.
Смотреть фотографии, даже самые качественные и разнообразные, достаточно тягомотное и монотонное занятие, чем-то схожее с чтением (но без разнообразия оного) или же пересказом чужих снов, видений, дримсов.
Среди нескольких фотовыставок, посвящённых немецким художникам (от Бойса до Польке), итальянским неореалистам (от Феллини до де Сика) и двадцатилетию Чернобыля, "Арте повера" выглядят смысловым и идейным (и каким угодно) центром, к которому прилагается всё остальное.
А не наоборот, как должно было бы быть в Доме Фотографии (хотя бы и бывшем). Скульптуры и инсталляции позволяют экспозиции не просто жаться по стенам, но и разнообразить промежутки больших белых залов, идеально приспособленных для актуального и модернистского искусства.
Другой урок, который даёт нам "Арте повера" - это научение неброской, другой красоте, которой много (даже слишком много вокруг), но которая оказывается невидима для неподготовленного зрения.
Когда любой объект, в том числе и далекий от гармоничного и правильного сочетания частей и элементов способен вызвать прилив тактильной (любой) нежности, важности и влажности органов восприятия и внутренней интерпретационной машинки, с доверием относящейся к тому, что выставлено в уважаемой институции.
Я называю это Презумпцией ценности и осмысленности - ведь раз показывают (носятся, перевозят, страхуют, с помпой преподносят), следовательно оно действительно важно.
Даже если на некоторые из объектов хочется сказать - да и я сам так могу сделать...
Обломок скалы, стремящийся к лиловому квадрату. Металлические листы с накинутой сверху мешковиной. Холщовая юрта Мерца. Два Лукреция. Барашки скрученной меди.
Нам с Сашей больше всего понравилась работа, которую я уже, кажется, видел в Центре Помпиду в Париже, где она занимала отдельный маленький, по-бойсовски автономный и атмосферный, отдельный зальчик.
Здесь же большие лёгкие земли, сделанные из плит опавших листьев, которыми набиты металлитические сетки, выставлены в общем зале, из-за чего теряются запах сухой прели и интимность, но добавляется масштаб.
Из аттракциона эта работа превращается в мягкую, объёмную фреску. В ворота. В раму.
Да, с ней особо не забалуешь, но зато начинает тянуть на философско-экологические обобщения.
Идеальное высказывание, ну, например, о вреде курения (на фотографиях не очень видны бронзовые, блестящие лёгкие с позолоченной грудной клеткой, воткнутые посредине и словно бы вылезающие из полости всей этой палости).
кажется, это уже далеко не бедное искусство, а очень даже изысканное и богатое, возвращающее к барочному подсознанию избавления от иллюзий.
