Макушка зимы уже не подмерзаешь, но, поворотившись в сторону весны, высматриваешь свалявшийся за поворотом, за соседним домом, свет. Сны придавливают сознание похоронной плитой - вера в жизнь после смерти приходит после пробуждения, на сетчатке которого откладываются тени пережитого. Слепой экран, заляпанный потусторонними дактилоскопиями; разводы на поверхности монитора; пыль, пепел. Пепел, пыль.
Если смотреть на снег через цифровой видоискатель, каждый год он отливается в тот или иной, определённый, отличающийся от прошлогодних распрей, дискурс; балует отчётливостью, отчуждённостью.
Туча набегает мгновенно, непредсказуемо и вот уже дом напротив слепнет, то ли выкатывая, то ли закатывая выколотые, залитые январским сургучом, глазницы. Мост порождает ветер, под мостом бежит, макарониной твёрдых сортов, электричка; народ на перроне переходит в иное агрегатное состояние - уже не клубится под подслеповатыми фонарями, но слипается в неструганную строганину. До моего дома отсюда - всего одна остановка, хоть на метро, хоть на электропоезде; тем не менее, близость эта относительна - времени "от двери до двери" уходит примерно столько же, как и раньше. Не взрывом, но всхлипом: ледяная глазурь нарастает на крышах автомобилей точно так же, как почтовые ящики зарастают рекламой - и сразу видно, кто живет и кто ездит, а кто только делает вид.
Самое
